Инквизитор Эйзенхорн - Страница 146

146

Убрав оружие, мы с Иншабелем подошли ближе. Только когда закутанные в мантии прислужники закончили бормотать молитвы с просьбами о милосердии и избавлении, инквизитор Лико опустил лазерную винтовку.

— Да пребудет с тобой благодарность Императора, Лико, — произнёс я.

Он оглянулся.

— Эйзенхорн, — кивнул инквизитор.

Его узкое лицо было строгим и напряжённым, из-под низко надвинутого капюшона на меня смотрели голубые глаза. Ему было приблизительно пятьдесят стандартных лет, и по меркам Инквизиции он был ещё просто юнцом. И достаточно молод для того, чтобы его карьера не рухнула после этого зловещего дня, практически обесценившего его подвиг на Дольсене.

— Я служу не ради благодарности Императора. Я делаю это во имя славы всего Империума.

— Пусть будет так, — ответил я, оглянувшись на столб неровного белого света, в который превратилась наша добыча. Я ничуть не жалел, что уступил Лико возможность расправиться с еретиком. Меня это не волновало. Побег псайкеров почти лишил его заслуженной в последнее время славы. Исправить положение он мог, только выследив и уничтожив преступников.

По всей планете прокатилась волна некоторого подобия радости, когда было объявлено, что главнокомандующий Геликана остался невредим в этой бойне и что Магистр Войны тоже будет жить. Сообщение пришло только на шестой день, когда имперские власти уже начали восстанавливать порядок. Эта информация отчасти помогла успокоить измученных граждан Трациана Примарис. Простой народ, уже считавший себя забытым, наконец поверил, что власть возвращается в добрые и честные руки. Паника стихла. Отряды арбитров проводили последние операции по поимке мародёров и самых отъявленных рецидивистов в нижних кварталах столицы.

Меня это сообщение не слишком воодушевило. Я получил конфиденциальную информацию о том, что главнокомандующий Геликана на самом деле погиб, вопя и обгадившись в штаны, когда на него рухнула «Молния». Экклезиархия и Геликан Сенаторум нашли двойника, который продолжал занимать его место, пока спустя несколько лет он не «скончался своей смертью от старости». Затем в более спокойной обстановке был избран преемник.

Теперь я могу спокойно говорить об этом в частном докладе, но в то время раскрытие тайны повлекло бы наказание смертью даже для самого высокопоставленного лорда Империума. Я не собирался разглашать секретную информацию. Я инквизитор и понимаю, сколь важно поддерживать общественный порядок.

В дополнение к усталости и болезненным ранам моё настроение омрачили вести о состоянии здоровья Гидеона Рейвенора. Теперь, конечно, все мы понимаем, какой бесценный вклад он внёс в науку Империума и что ему никогда бы не удалось этого сделать, если бы он не был вынужден обратиться к развитию своего разума.

Но тогда в грязном госпитале во дворах улицы Провидцев я увидел покрытого ожогами и ранами, практически парализованного молодого человека, блестящего дознавателя, изувеченного раньше, чем он сумел полностью реализовать свой потенциал.

С некоторой точки зрения Рейвенору повезло. Он не оказался за Вратами Спатиана среди ста девяноста восьми служителей Инквизиции, погибших под обломками разбившегося истребителя во время Великого Триумфального Шествия.

Он вместе с пятьюдесятью другими был искалечен взрывом и выжил.

Моего ученика едва можно было узнать. Кровоточащая груда опалённой плоти. Ожоги покрывали почти сто процентов тела. Он был слеп, глух и нем. Его лицо так оплыло, что там, где должен был располагаться рот, в сплавившемся мясе пришлось делать разрез, чтобы он мог дышать.

Эта потеря тяжёлым камнем легла на мою душу. А о том, какую утрату понесла Инквизиция, я и не говорю. Гидеон Рейвенор был самым многообещающим учеником из всех, кого я когда-либо обучал. Я стоял рядом с его застеленной пластиком кроватью, слушая шипение вентилятора и бульканье отсоса, и вспоминал слова, сказанные Коммодусу Воку в районном управлении Адептус Арбитрес на Бламмерсайд-стрит: «Я бы постарался все исправить. Не расслаблялся бы, пока все негодяи не будут уничтожены, а порядок восстановлен. А затем приложил бы все усилия, чтобы выяснить, кто и что за всем этим стоит».

И я поклялся сделать то же самое ради Рейвенора.

Но тогда я и представить себе не мог, что это означает и к чему меня приведёт.

Наконец на девятый день, который должен был стать последним в праздновании Священной Новены, я возвратился в Океан-хаус. Меня никто не встретил. Дом казался пустым и заброшенным.

Я прошёл в кабинет, налил изрядную порцию выдержанного амасека и рухнул в кресло. Казалось, прошла вечность с того времени, как я сидел здесь с Титусом Эндором и обсуждал тревожные предположения, ставшие теперь столь незначимыми и далёкими.

Дверь открылась. По тому, как неожиданно похолодало, я понял, что это Биквин.

— Мы не знали, что ты вернулся, Грегор.

— Тем не менее это так, Елизавета.

— Ну, это я вижу. Ты в порядке?

Я пожал плечами:

— А где все?

— Когда… — Она остановилась, тщательно подбирая слова. — Когда произошла эта трагедия, начались масштабные волнения. Джарат и Киршер ради безопасности увели прислугу в укреплённые бункеры, а я заперлась с Дамочками в западном крыле, ожидая и надеясь, что ты позвонишь.

— Связи не было.

— Да. В течение восьми дней.

— Но теперь все в порядке?

— Да.

Я наклонился вперёд и взглянул на Биквин. Её лицо было бледным, она выглядела измотанной волнениями и страхом.

146