Он вообще много говорил. Изоляция играет ужасные шутки с рассудком людей.
Мы просто не могли заставить его замолчать. Закончилось все тем, что мне пришлось оставить его с Максиллой. Тот тоже был любителем поболтать.
А мы с Медеей отправились к центральному отсеку станции, чтобы проверить, не получал ли местный астропат каких-либо сообщений для нас от Гидеона. База казалась царством тлена и состояла из грязных коридоров и мрачных ангаров.
В воздухе висел устойчивый запах гнилого мяса, хотя Медея утверждала, что пахнет давно прокисшим молоком.
Оказалось, что, несмотря на безостановочную болтовню Окина, кое о чем он так нам и не сказал.
Кто-то дожидался нас в зале отдыха.
— Грегор. — Фишиг поднялся с ободранного дивана.
Он кутался в черную короткую походную накидку, наброшенную поверх темно-красного армированного комбинезона с серебряным гербом Инквизиции под подбородком.
Я в недоумении уставился на него:
— Что ты здесь делаешь, Годвин?
— Жду тебя, Грегор. Жду возможности все исправить.
— И как ты собираешься это сделать?
Он пожал плечами и развел руки в стороны. Это был открытый, спокойный, почти примирительный жест.
— Я сказал то, чего не должен был говорить. Слишком скоро судил тебя. Я всегда был упертым идиотом. Но годы службы с тобой изменили меня.
— Кто бы мог подумать, — язвительно заметила Медея.
Я предупреждающе поднял руку, призывая ее к молчанию.
— Фишиг, ты предельно конкретно продемонстрировал свои чувства на Спеси. Не думаю, что мы снова сможем работать вместе. Мы оба испытываем недостаток взаимного доверия.
— И с этим мне бы хотелось покончить, — сказал он.
Никогда не слышал, чтобы он говорил так спокойно и так искренне.
— Годвин, ты подверг сомнению чистоту моих помыслов, заклеймил меня как еретика, а затем предложил мне покаяться, — напомнил я.
— Я был изрядно пьян, — сказал он, слегка улыбнувшись.
— Да, был. А что сейчас?
— Сейчас я здесь. Желаю помочь. Верный тебе.
— Ладно, — сказал я. — Давай для начала разберемся с этим вот «здесь». Как ты, черт побери, узнал, куда я направляюсь?
Он не торопился с ответом. Я медленно обернулся к Медее, сосредоточенно изучающей палубу у себя под ногами.
— Это ты сказала ему?
— Кхм…
— Отвечай!
Она резко подняла взгляд, такой же непокорный и надменный, как и у ее проклятого отца.
— Ладно, я сделала это! И что? Нам нужен Фишиг…
— Возможно, нет, девочка.
— Не смей называть меня девочкой, ублюдок! Он один из нас. Один из банды. Он продолжал отправлять сообщения. Раз за разом. Ты не хотел слушать его, поэтому ответила я.
— Нейл сказал мне, что получил только одно письмо.
— Да, — ехидно ответила она. — А потом Нейл сказал мне, что ты отправил в ответ. Большое «отвали». Сказать такое человеку, который посвятил тебе всю свою жизнь. Который просто несколько разозлился на тебя, а потом подумал и пожалел об этом. Фишиг хочет все исправить. Он хочет снова быть с нами. Разве ты никогда и ни о чем не жалел?
— Чаще, чем ты способна представить, Медея. Но тебе стоило предупредить меня.
— Я попросил ее не говорить, — вступился Фишиг, — представив, как ты можешь отреагировать. Я благодарен Медее за то, что она такого высокого мнения обо мне. Неужели ты не способен снова поверить мне? Поверить так же, как она.
— Весьма возможно. Когда буду готов. На все свое время. А сейчас у нас и без того слишком много дел.
— Да ладно тебе, — простонала Медея.
— Как ты сюда добрался? — спросил я Фишига.
— Совершил прыжок через варп на суденышке одного бродячего торговца. Он высадил меня здесь неделю назад.
Я задал этот вопрос, чтобы проверить его искренность. Как только он ответил, я мягко прощупал его своим сознанием и обнаружил то, чего ожидал меньше всего.
— Почему на тебе ментальная защита? — спросил я.
— Простая предосторожность.
— Ради чего?
— Ради этого момента, — сказал Фишиг.
В его глазах отражалось истинное мучение. Он выхватил компактный пистолет из кобуры под накидкой.
— Фишиг! — в ужасе взвыла Медея. Ожесточающая уже гудела в моих руках.
— Не будь дураком, — сказал я.
— Он был бы дураком, если бы пришел сюда один.
Слова не звучали вслух. Раскаленной колючей проволокой псионического яда они обвивали чудовищную ментальную палицу, обрушившуюся сзади на мой череп. Наполовину ослепнув, я неуклюже шагнул вперед. Медея тяжело упала на пол и потеряла сознание.
Я увидел, как из всех дверей появляются люди. Пять, шесть, еще и еще. Все они были одеты в бургундскую броню членов инквизиторской свиты, прикрытую накидками с капюшонами. Нагрудники доспехов украшали золотые пластинки в форме герба Инквизиции. Двое из вошедших схватили меня и вырвали картайскую саблю из ослабевших пальцев. Еще двое взяли меня на мушку.
— Не причиняйте ему вреда! Не причиняйте! — закричал Фишиг.
Меня развернули к дверям буфета, прилегающего к залу отдыха. Оттуда появился высокий мужчина, одетый во все черное. Его жуткое лицо подверглось серьезному хирургическому вмешательству, целью которого было изменение внешности, способное вселять страх и отвращение в окружающих. Огромная челюсть, полная тупых, будто сточенных зубов, торчащих во все стороны, длинное подобие носа, больше напоминающего хобот, темные круги глаз. Из задней части его по-лошадиному вытянутого черепа выходили связки блестящих проводов и трубок для подвода жидкостей.