Инквизитор Эйзенхорн - Страница 46


К оглавлению

46

Я едва мог слышать его. В ушах грохотал тревожный набат, а зрение затуманили цветные пятна и слепящий свет.

Он отвел перчатку. Боль и удушье прекратились.

— Вот так запросто я могу остановить твое сердце. Спалить мозг. Ослепить. Ну и так далее.

Собравшись со всеми остававшимися силами, я улыбнулся и сказал ему, что его сестричка сочла меня более умелым любовником, чем его самого.

Иглы впились в мое лицо. На какое-то время я снова отключился.

— … не убил его! — услышал я шипение Лока, когда сознание вернулось. По лицу расползалась тупая боль.

— Посмотрите-ка! Посмотрите на него! И где же теперь твоя самоуверенная улыбочка, ничтожный выродок?

Я не ответил.

Лок наклонился так, что мы уперлись лбами и я мог видеть только его глаза.

— Иглы ее убрали, — прорычал он, и мне в нос ударило отвратительное дыхание, провонявшее обскурой. — Я только что выжег несколько точек на твоем лице. Ты никогда уже больше не сможешь улыбаться.

Я хотел было сказать ему, что и без того не часто улыбаюсь, но передумал. Вместо этого подался вперед и укусил его за губу.

Он завопил, пытаясь вырваться. Кровь била струей. По моей голове и груди отчаянно замолотили его кулаки. Длинные рыжие волосы хлестнули меня по глазам. Наконец ему с ревом удалось вырваться. Я выплюнул на пол кровь и основательный кусок его нижней губы.

Лок отшатнулся назад, обхватив свободной рукой порванную пасть. А затем снова набросился на меня с кулаками. Удары в живот, в пах, в челюсть… Последний был такой силы, что чуть не свернул мне шею.

Потом я почувствовал, как иглы вонзаются под ребра с левой стороны, и меня окутала агония.

Лок выкрикивал какие-то ругательства. Я снова потерял сознание.

И пришел в себя, задыхаясь и испытывая мучительную боль, когда Уризель оторвал от меня Лока, отшвырнув того к стене камеры.

— Он нужен мне живым! — закричал Уризель.

— Посмотри, что он сделал! — невнятно произнося слова, пожаловался Лок.

— Надо быть осторожнее, — сказал Оберон Гло, подходя ближе.

Он склонился, чтобы осмотреть меня, и я взглянул в его надменное львиное лицо, бородатое, мощное, властное.

— Он уже одной ногой в могиле, — раздраженно произнес Оберон. — Говорил же вам, дуракам, что мне нужны ответы!

— Так спрашивай меня сам, — прохрипел я.

Лорд Оберон поднял брови и уставился на меня:

— Что привело тебя в мой дом, инквизитор?

— Понтиус, — ответил я.

Игра была рискованной, и шансы не обнадеживали, но имелась некоторая вероятность того, что это слово автоматически убьет их, как убило Саймона Кротса. Но, как я и подозревал, этого не случилось.

— Прилетел со Спеси?

— Там я уничтожил Эйклона.

— Все равно мы отказались от этой затеи. — Лорд Оберон отстранился от меня.

— Что такое Понтиус? — спросил я, попытавшись и не сумев направить Волю. Боль заглушала все остальное.

— Вряд ли я тот человек, который развеет твое неведение, инквизитор, — ответил Оберон Гло, оглядываясь на Уризеля, Лока и курильщика. — Не думаю, что ему известно об истинной причине. Но хочу убедиться. Тебе можно доверить тонкую работу, Лок?

Лок кивнул, снова приближаясь ко мне и втыкая мне в голову иглу позади уха.

Затылок онемел. Сосредоточиться стало практически невозможно.

— Игла на указательном пальце вошла прямо в теменную борозду мозга, — напевал Лок мне на ухо, — что оказывает непосредственное воздействие на центр правды. Теперь ты не можешь солгать, несмотря ни на что. Так что тебе известно об истинной причине?

— Н-ничего… — заикаясь, произнес я.

Он качнул иглой, и в моей голове вспыхнула боль.

— Как тебя зовут?

— Грегор Эйзенхорн.

— Место рождения?

— Мир ДеКере.

— Первое сексуальное завоевание?

— Мне было шестнадцать, служанка в школе…

— Твой самый большой страх?

— Человек с пустыми глазами!

Все ответы были правдивы, все вырывались непреднамеренно, но последний удивил даже меня самого.

На этом Лок не закончил. Он еще раз пошевелил вставленной иголкой и проник в заднюю часть моей шеи остальными, так что все мое тело парализовало и по венам потек лед.

— Что тебе известно об истинной причине?

— Ничего!

Сам того не желая, я заплакал от боли.

Горгон Лок продолжал допрашивать меня в течение четырех часов… по меньшей мере четырех часов. А что было потом, не помню.

* * *

Вновь придя в себя, я обнаружил, что лежу на холодном рокритовом полу. Каждый нерв моего существа заполняла тянущая боль, каждый мускул — слабость. Я едва мог шевелиться. Никогда прежде мне не приходилось испытывать такой жуткой боли и отчаяния. Никогда я не чувствовал себя так близко к смерти.

— Лежи спокойно, Грегор… ты с друзьями… — проговорил знакомый голос.

Эмос.

Я открыл глаза. Убер Эмос, мой верный архивист, смотрел на меня с состраданием, которое не могли скрыть даже аугметические очки. На его скуле расплывался синяк, а красивые одеяния были порваны.

— Лежи спокойно, старый друг, — убеждал он.

— Ты ведь меня знаешь, Эмос, — сказал я, медленно садясь.

Это оказалось непростой задачей. Некоторые группы мышц наотрез отказывались работать, и меня чуть не вырвало.

Я посмотрел вокруг затуманенным взором.

Сидел я на полу цилиндрической рокритовой камеры. С одной стороны этого цилиндра имелся люк, а с другой — подъемная решетка. Эмос присел на корточки возле меня, а за его спиной, глядя на меня с подлинным беспокойством, застыла Елизавета Биквин в разорванном платье. Опершись спиной о стену и сложив руки на груди, стоял Хелдан, а возле люка жались Махелес и четверо других сопровождавших нас посланников Гильдии Синезиас. Все они были бледными, с опухшими глазами, словно только что плакали. Бетанкора в камере я не обнаружил.

46